В некотором царстве, в Тридевятом государстве
жил-был Иван-царевич. (Не Дурак, казалось бы!) И женат он был на
Царевне-лягушке по имени Марьюшка. Любил он ее, больше жизни.
Единственное, что могло оторвать его от обожаемой жены - так это
страсть к подвигам. Бывало, целуются они, милуются с Марьюшкой, вдруг Иван как вскочит, как гаркнет голосом молодецким: - Сивка-Бурка Вещая Каурка! Встань передо мной, как лист перед травой! Это
значит, опять ему приспичило подвиг совершить. Бедолага Сивка, пока к
нему прискачет, так взопреет, бедный. Да и как не взопреть, если
миловаться ходили Иван с Марьей в опочивальню, что в девичьей башенке,
а лестница там такая, что не только Сивка, а даже кот Баюн с трудом
пролазит. Вот как-то по весне случился у Ивана очередной приступ
героической горячки. Вскочил он на бедного Сивку и помчался биться с
Чудом-Юдом шестиглавым, а Марья, как обычно, села у окошечка ждать
своего сокола ясноглазого. День сидит, неделю, две. Все глаза
проглядела, а Ванечки и на горизонте не видно. Так, бедная, с лица
спала, что пролетающая мимо баба Яга разжалобилась и яблочком угостила. Марья
фрукт немытый есть не стала, потому как знала, что после голодовки надо
пить диетический куриный бульон, но осерчала сильно. Пока Ванька из
похода явится, она уж и постареть успеет! Плюнула со второго этажа на
кота Баюна, выпила бульону и села "Слово о полку Игореве" читать. С
того дня так и повелось: с утра она слезы у окошка льет, а после обеда
классику изучает. А то наденет Сапоги-скороходы, кликнет девок и давай
с ними в догонялки играть. Народ сначала как-то запаниковал, что
правителя лишился, а потом привык к политическому кризису и даже создал
орган временного самоуправления во главе с Лебедем, Раком и Щукой. И вдруг шум-гром, набат на весь город: Иван-царевич вернулся! Марья
в это время яичницу на печке жарила, так прямо вместе со сковородой к
нему на шею кинулась. Пошли они в опочивальню, сели друг против друга.
Марья вся такая заплаканная (только от окошка отошла) со сковородой, а
Иван весь холеный, чисто Сивка-Бурка на параде. - Ванечка, - зарыдала верная лягушка, то есть Царевна, - где ты был, сокол ясноокий? Какой морок не пускал тебя к дому родному? -
Да понимаешь, Марьюшка, - почесал Иван напомаженную голову, - Сам
ничего не понимаю. Уже почти прискакал к Чуду-Юду, как вдруг прямо на
пути из воздуха три богатыря в чудных шлемах появились. Сивка с
перепугу в одну сторону, я - в другую. Не успел с земли подняться, как
эта троица схватила меня в охапку и шлем свой странный на голову
нацепила. Замельтешило тут все перед глазами, а когда проморгался,
смотрю - я, кажись, в Тридесятом царстве, в тереме без окон, эти трое
рядом стоят и на мой меч таращатся, а в углу какое-то чудище железное
затаилось. Бросился я на богатырей, чтобы кладенец отобрать, да не
вышло: набежали мужики да все в белом, точно бабы в исподнем,
прикрутили меня к стулу рядом с чудищем и давай вопросы задавать. -
Ой, лышенько, - всплеснула руками Марьюшка, предварительно пристроив
горячую сковороду на резной столик из рыбьей кости, - Но ты не выдал
страшной тайны? Не предал земли русской? - Да Кащей его знает, -
совсем загрустил Иван. - Я даже не понял, чего хотят вороги. Все
пытали, кто я, да где живу. Я им отвечаю, что зовут меня Иван-царевич,
жена Царевна-лягушка, ехал биться с Чудом-Юдом, соседи - Тугарин, баба
Яга да Леший с Водяным. А они - что ты нам тут байки травишь? Нет,
говорю, байки у меня кот Баюн рассказывает, а я правду говорю. Какой
еще Баюн, - орут.- Ты нам, придурок, сказки не рассказывай! Мы тебя
притащили, чтоб про старину узнать, типа, где библиотека Ивана Грозного
да почто Андрея Боголюбского замочили. А я откуда ведаю? Тут один
подкрался, да как иглой в меня ткнет! Чисто оса! Что у него за зелье
было - не видел, да только смешно мне стало и поболтать захотелось.
Совсем уж собрался им про свои подвиги рассказать, а им не до того -
чудищевыми щупальцами меня с ног до головы опутывают. Один куда-то
перстом ткнул - и вдруг зверюга ожил и заурчал, а в дальнем углу черный
ларец вспыхнул, и в нем говорящая голова появилась! Тут я так
перепугался, что все веревки со щупальцами разодрал и к мечу бросился,
чтобы смерть достойно принять. По дороге на что-то налетел. Оно как
зазвенит да как вспыхнет! - Ну, и..? - у Марьюшки на глазах заблестели слезы и, чуть помедлив, потекли дождем. -
Много их было, - вздохнул Царевич, запахивая аккуратно заштопанный
кафтан. - Как все накинулись и давай руки крутить! А их толстый князь в
исподнем орет почище Соловья-разбойника: "Отправляйте его быстрее
обратно, а то он мне машину времени сломает! Я князя просил привезти, а
вы мне психа притащили!" Как я не отбивался, нацепили на меня ихний
шлем, и опять все в глазах поплыло. Очнулся посреди леса. Неделю шел,
одной земляникой питался. Выхожу как-то на полянку, глядь - изба бабы
Яги. Зашел к старушке, а у той в гостях ведьма Маринка из-под Чернигова
была. Сели, чайку попили, потом зелена вина налили... - Зелена вина.., - со странной интонацией эхом откликнулась Марья, вытирая остатки слез. - Угу, зелена вина, - блаженно кивнул головой Иван, теряя бдительность. - И так это хорошо пошло, что сразу подняло у меня дух. В опочивальне повисла странная тишина. Нежная рука Марьюшки потянулась к ручке сковороды. - Богатыри, говоришь, в Тридесятое царство украли, - прошипела нежная девушка. - Ска-зоч-ник! Последнее,
что увидел Иван, - это взмывшую над головой чугунную сковородку.
Хорошо, что Марьюшка Лягушкой была, а не Медведицей, а у Ивана череп
крепким оказался. Недельку полежал и оклемался. Но потом ни разу никому
про чудесных богатырей не рассказывал. Если уж жена не поверила - разве
другие поверят? © Афанасьева Ирина
|